Разные берега - Страница 38


К оглавлению

38

Мардж стояла за кассой, пробивая покупки. День казался бесконечным. К обеду туристы раскупили все, кроме картин Элизабет.

Женщины из группы по одной уходили. В галерее оставалась только Анита. Она сидела на стуле в уголке и усердно вязала. Но Элизабет знала, что мачеха внимательно наблюдает за ней и в любой момент готова прийти на помощь.

Над дверью зазвенел колокольчик. Элизабет взяла себя в руки и приготовилась улыбаться очередному посетителю.

Посетителем оказался Дэниэл. С его ростом он занял почти весь дверной проем. Выглянувшее солнце золотило его светлые волосы.

– Ну как идут дела? – спросил он.

– Да не очень-то хорошо. А если честно – просто ужасно. Он прошел мимо Элизабет и остановился напротив ее работ.

А потом обернулся к ней и сказал:

– Просто превосходны. У вас большой талант.

– Ну да, конечно.

Элизабет была на грани срыва и, чтобы он этого не заметил, выбежала на улицу. Дэниэл вышел следом за ней:

– Как насчет кофе?

– С удовольствием.

Они пошли по оживленной улице. Дэниэл купил кофе и мороженое, и они уселись на лавочке.

– Вам нечего стыдиться, – сказал он.

– Я знаю, – ответила Элизабет, и эти слова даже на ее слух прозвучали фальшиво. – От этого эксперимента можно впасть в депрессию.

– А вы думали, будет легко?

– Я надеялась, что хоть одну картину кто-нибудь да купит. Дэниэл дотронулся до ее щеки.

– Для вас это так важно?

– Нет, но...

Слезы, которые Элизабет сдерживала весь день, потекли по ее щекам. Дэниэл обнял ее. Он гладил ее по голове, давая выплакаться на своем плече. Наконец она отстранилась, все еще всхлипывая и чувствуя себя полной дурой.

– Извините, просто у меня выдался ужасный день.

– Не сдавайтесь! У вас есть талант. Я понял это сразу же, как только увидел ваш первый натюрморт с апельсином. Боюсь, раньше вы всегда слишком легко сдавались.

Элизабет вдруг осознала, что он все крепче и крепче прижимает ее к себе. Она подняла на него глаза. Дэниэл вытер ей слезы.

– Чтобы выставить свои работы, вам понадобилось большое мужество. Я знаю, как это бывает трудно – представить картины на суд публики. Это все равно что встать перед людьми голым.

Элизабет не отрываясь смотрела на его губы, и все, что она услышала, было «голым».

– Вы должны гордиться собой, Элизабет. Вы это заслужили. Дэниэл склонился к ней. Она чувствовала, что сейчас он ее поцелует. Сердце бешено стучало у нее в груди.

Его губы коснулись ее губ. От Дэниэла пахло кофе. Она обняла его за шею и сильнее прижалась к нему.

И... ничего не произошло. Никаких фейерверков, земля не ушла у нее из-под ног.

Дэниэл отпустил ее и, нахмурив брови, спросил:

– Ну что, искры не пробежало?

Элизабет и сама была удивлена:

– Дело в том, что я, оказывается, более серьезно замужем, чем полагала.

– Жаль, но тут ничего не поделаешь.

Дэниэл встал и подал ей руку. Они перешли улицу и снова направились к галерее.

До Элизабет слишком поздно дошло, куда он ее ведет. Она попыталась остановиться.

– Ну правда же, Дэниэл, для меня это все равно что пойти на виселицу.

– Тогда вам остается только сунуть голову в петлю – ведь многие художники именно так заканчивают свою жизнь. – Он улыбнулся: – Я ожидаю от вас, Элизабет Шор, больших свершений. Давайте же, идите наконец туда, где вам место.

Мардж была очень рада, что Элизабет вернулась.

– Я не хотела возвращаться. – Взглянув на дверь, Элизабет увидела, что Дэниэл уже ушел. – Какая же я все-таки трусиха, – пробормотала она себе под нос.

– Знаешь, художникам всегда трудно приходится на выставках. Я должна была тебя об этом предупредить.

– Трудно? – переспросила Элизабет. – Трудно хорошо приготовить голландский соус. А выставить свои работы – это похоже на кому, когда находишься между жизнью и смертью.

Элизабет еще какое-то время провела в галерее, наблюдая за туристами. В конце концов ее терпению наступил предел. Последним, на что она бросила взгляд, когда они с Анитой уходили домой, была стена с ее некупленными работами.


Джек из окна своего кабинета смотрел на улицу. Стоял прекрасный весенний день, который должен был стать самым великим днем его жизни. Двадцать четыре часа назад Джеку предложили лучшую работу на телевидении – должность ведущего воскресной футбольной передачи.

Об этом моменте он мечтал много лет, но теперь, когда этот момент наконец настал, Джек странным образом не чувствовал эйфории.

Дверь в кабинет с шумом распахнулась.

– Ах, вот ты где, – сказал, входя, Уоррен. – Я слышал, тебя будут фотографировать для журнала «Пипл».

– Я, скорее всего, буду самым старым в номере.

Уоррен нахмурился:

– Что-то с тобой происходит. Пойдем развеемся.

Джек взял плащ и направился за Уорреном. На улице они не сговариваясь направились в бар «У Келли».

– Двойной виски со льдом, – сказал Уоррен барменше.

Девушка вопросительно посмотрела на Джека в ожидании заказа.

– Содовую с лаймом.

– Вот теперь-то я на все сто уверен, что с тобой что-то не так, – сказал Уоррен. – Ты – и вдруг берешь содовую?

– В последнее время я слишком много пил. Это мешает мне читать текст. – Джек помолчал, а потом добавил: – Мне предложили вести воскресную передачу «Национальная футбольная лига».

Уоррен удивленно на него посмотрел:

– Такое предложение делают раз в жизни. Радоваться надо. А ты сидишь, пьешь газировку и чуть ли не плачешь.

Не в характере Джека было делиться личными переживаниями, но одиночество до смерти измучило его. Да и кто, как не трижды женатый Джек, мог сейчас дать ему хороший совет.

38