– И все же мы потратили их не зря, – сказала Элизабет тихо. – Мы жили нормально. Мы построили дом, родили и вырастили двух красивых умных девочек, которые нас любят. – Она усмехнулась: – Совсем неплохо для молодой парочки, поженившейся в колледже. Джек встал, подал ей руку и растроганно сказал:
– Ты у меня замечательная. Ты знаешь об этом?
Он никогда раньше ей этого не говорил. Простые слова Джека очень ее тронули.
– Ты тоже.
– Ну что ж, Птичка, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она одна пошла в свою спальню.
На следующее утро Джек с Джеми и Стефани улетели на Восточное побережье.
Весна, которая так неожиданно рано пришла в их края, длилась всего до конца марта. А потом опять с новой силой зарядили дожди. Элизабет каждый день в плаще и резиновых сапогах ходила к почтовому ящику. Чаще всего она возвращалась с пустыми руками. За несколько недель только Стефани написала ей два письма. Они были короткими, с вопросами, которые ее мучили, но ответить на которые было невозможно. «Кто кого разлюбил?» «Вы что же, лгали нам все эти годы?» «Вы хотите развестись?»
Джеми не писала совсем. Она также не отвечала на телефонные звонки и сообщения, которые Элизабет оставляла на ее автоответчике.
У Элизабет всегда были с дочерьми очень близкие, теплые отношения. И теперь отчужденность, их боль и гнев были для нее невыносимы.
– Лучше, наверное, было бы вернуться к Джеку, – в сотый раз сказала она Аните. – Все тогда были бы довольны.
Элизабет отошла на шаг от картины, сосредоточенно вгляделась в нее и добавила фиолетовый мазок. Это была картина, которую она начала писать, когда Анита только приехала. Она уже закончила четыре картины для фестиваля, но из-за дождя теперь вынуждена была работать дома.
Анита сидела за кухонным столом и вязала. Она мельком взглянула на Элизабет и заявила:
– Не думаю, что все были бы довольны и счастливы.
– Ну, по крайней мере девочки успокоились бы, – сказала Элизабет. – Ну вот и все. Я закончила.
– Можно наконец-то посмотреть?
Элизабет кивнула и вдруг заволновалась. Она отошла в сторону, чтобы Анита хорошенько рассмотрела свой портрет.
Анита очень долго стояла перед ним. На портрете она выглядела хрупкой, какой-то даже неземной, но в то же время сильной. В ее серых глазах проглядывала легкая грусть, хотя на губах играла едва заметная улыбка.
– Я никогда не была такой красивой, – сказала она наконец неожиданно охрипшим голосом.
– Но ты такая и есть, ты очень красивая.
– О боже, как бы мне хотелось, чтобы твой отец это увидел. Он бы повесил портрет на стену и всем его показывал. «Идите скорее сюда, – говорил бы он, – посмотрите, это написала моя дочь». – Анита повернулась к Элизабет. – А теперь это буду делать я.
Элизабет от волнения не знала, куда себя деть. Фестиваль должен был начаться через час, и она – как же она была глупа, как она могла на такое решиться! – согласилась выставить свои картины. Она не могла вспомнить, когда ей было так страшно.
– Может, я была пьяна? – пробормотала Элизабет себе под нос, переодеваясь уже в третий раз.
Наконец она надела черное трикотажное платье и спустилась вниз. Анита уже ждала ее у двери.
– Ну как ты? – спросила она.
– Ужасно. Я бы сейчас на все согласилась, лишь бы не идти в галерею. Может, не ходить? А вдруг мне там станет плохо?
Анита подошла к ней и обняла за плечи.
– Дыши глубже! Все мы чего-то боимся, – сказала она. – Главное – не сдаваться!
– Спасибо за поддержку. – Элизабет обняла Аниту.
– Пора идти, а то опоздаем.
Эко-Бич приукрасился, как на вечеринку. Повсюду были развешаны красочные плакаты и воздушные шары. Погода выдалась на удивление хорошей. Правда, по небу плыли серые облака и дул холодный ветер, но по крайней мере дождя не было.
Элизабет стояла на тротуаре напротив галереи «Эклектика». Всю витрину занимал огромный плакат: «ПРЕДЛАГАЕМ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ РАБОТЫ ХУДОЖНИЦЫ ИЗ НАШЕГО ГОРОДА – ЭЛИЗАБЕТ ШОР».
Анита сказала: «Удачи!» – и подтолкнула ее ко входу.
Когда Элизабет вошла, она увидела женщин из своей группы поддержки, которые тут же разразились громкими аплодисментами.
Элизабет остановилась в дверях.
– Привет! – тихо сказала она. Ее голос предательски задрожал. – Как это мило с вашей стороны, что вы пришли.
Все заговорили разом:
– Потрясающие работы! Изумительные! Когда ты начала писать? Где ты училась?
Элизабет так и не удалось ответить ни на один из сыпавшихся на нее вопросов, да это было и не важно. Воодушевление подруг помогло ей справиться с нервами. Она почти успокоилась, в ней даже проснулась надежда: может, выставка все-таки пройдет успешно, она получит хорошие отзывы и кто-нибудь купит ее картины?
– Элизабет! – позвала ее Мардж, подходя к ней с большим букетом роз. – Это тебе.
– О, спасибо! Тебе не стоило... Мардж улыбнулась, передавая ей цветы:
– А это вовсе и не от меня.
В букете была карточка со словами: «Мы все еще сердимся, но все равно тебя любим. Удачи тебе, мы гордимся тобой. Джеми и Стефани».
Гордимся тобой! Элизабет прослезилась.
Анита подошла и прошептала ей на ухо:
– Это я рассказала им о выставке. Надеюсь, ты на меня не в обиде.
– Нет, конечно. Спасибо тебе, Анита.
Анита дотронулась до ее руки:
– Все будет хорошо, дорогая.
К десяти часам утра улицы заполнились туристами и местными жителями. На тротуаре оркестр играл старые популярные мелодии, в магазинах толпился народ.
Туристы покупали мороженое и воздушных змеев, майки и прочую мелочь. Они расхватывали колокольчики, сделанные из старых ложек, и маленькие акварели с видами побережья. Но работ Элизабет никто не покупал.