Разные берега - Страница 39


К оглавлению

39

– Мы сказали дочерям, что решили на время расстаться.

– Сочувствую. Как они это восприняли?

– Плохо. Плакали и ругались на нас. А потом уехали в колледж. С тех пор у меня от них никаких вестей.

– Это пройдет. Со временем они со всем смирятся, привыкнут к новой семье. Уж ты мне поверь!

– А что, если я тоже не могу смириться с этой ситуацией?

– В каком смысле?

– Я скучаю по Птичке.

Вот Джек и произнес это вслух.

– Ты напрасно променял Элизабет на эту свою новую пассию. Ты думал, что эта новизна, страсть и есть настоящее чувство. Но на самом деле главное – это чтобы женщина любила тебя таким, как ты есть. Тебе не следовало уходить от Элизабет.

– Это она от меня ушла.

– Птичка сама ушла от тебя?

– Наша с ней жизнь постепенно превратилась в кошмар. Не могу точно сказать, когда это произошло. Хотя началось все с того времени, когда я не смог больше играть в футбол. Я тогда только и думал о том, сколько я потерял. Я был совсем молодым, когда мы поженились, и не успел толком насладиться славой. – Джек вздохнул и продолжил: – Долгие годы я мечтал снова добиться успеха. И вот благодаря тебе появляется эта работа, и теперь я снова на коне. – Джек горько усмехнулся. – Я свободен, богат и знаменит. Я могу делать все, что задумал.

Элизабет не хотелось вылезать из постели, но как можно было удержаться от такого соблазна? Она со вздохом встала и оделась.

Внизу она уселась на диван рядом с Анитой. Ящик стоял на журнальном столике.

Элизабет смотрела на него и представляла себе, что вот сейчас его раскроет и там окажутся фотографии, какие-то мелочи, принадлежавшие ее маме. Она повернулась к мачехе, ожидая от нее объяснений.

– Я привезла его с собой, – сказала Анита. – Я знала, что наступит такой момент, когда ты будешь готова заглянуть внутрь.

Анита пыталась улыбаться, но улыбка получалась вымученной и только выдавала то, насколько она взволнована.

– Твой папа любил тебя больше всех на свете, – проговорила она.

– Я знаю.

Анита взяла ящик, и когда она передавала его Элизабет, та заметила, как дрожат у мачехи руки.

Внутри была перетянутая резинкой пачка фотографий с острыми зубчиками по краям, а еще – картонный тубус.

Сначала Анита достала фотографии. На первой была мама Элизабет. Она сидела на качелях на крыльце в розовых брюках и блузке с короткими рукавами.

Она смеялась. Не улыбалась, не позировала, а весело смеялась.

Она выглядела такой живой!

– Какая она красивая! – сказала Элизабет.

– О да!

На следующей фотографии была уже другая женщина – незнакомая Элизабет со сверкающими, темными глазами и черными кудрявыми волосами. Она была похожа на итальянскую крестьянку – полная противоположность ее маме.

На других фотографиях тоже была запечатлена эта женщина. На пляже, на крыльце, на ярмарке.

Элизабет была разочарована.

Наконец она взяла тубус и раскрыла его. В нем оказался свернутый в трубку холст. Элизабет разложила его на столе.

Это был портрет черноволосой женщины, в очень изящной манере выполненный яркими акриловыми красками. Женщина полулежала на красных подушках, ее длинные густые волосы беспорядочно рассыпались по сторонам. Она была обнажена, и только бледно-розовый платок прикрывал ее полные бедра.

В черных глазах женщины читались тоска и отчаяние – как будто она смотрела на любимого человека, зная, что он очень скоро покинет ее.

Элизабет посмотрела на подпись в углу. «Маргерайт Роудс».

Время, казалось, остановилось. Элизабет слышала, как бьется ее сердце.

– Мама занималась живописью?

– Да.

Вот и нашлась связь между ними, после стольких лет.

– Почему отец не рассказал мне об этом?

– Из всего, что она написала, остался только этот портрет.

– Ну и что? Он же знал, что я хочу стать художником. Лицо Аниты стало совсем печальным.

– Ты помнишь, я тебе рассказывала, что твоя мама сбежала от Эдварда? Это случилось в пятьдесят пятом году.

Элизабет обратила внимание на поставленную на холсте дату: 1955.

Анита тяжело вздохнула.

– Понимаешь, мир ведь тогда был совсем другим. В те времена люди по-другому относились к... ну, к тем вещам, к которым мы сейчас относимся вполне терпимо.

Элизабет еще раз посмотрела на портрет. Теперь она заметила, что он дышал страстью. И тут она разгадала тайну, которую скрывали от нее все эти годы.

– Мама влюбилась в эту женщину, – сказала она.

– Ее звали Мисси Эстебан. Да, она была ее любовницей. Элизабет откинулась на спинку дивана. Десятки смутных воспоминаний детства вдруг обрели четкий смысл.

– Поэтому-то у мамы была депрессия, – произнесла она. Все фрагменты картинки-головоломки ложились на свои места.

– Вот почему папа никогда не хотел рассказывать мне о ней. Ему было стыдно.

– Одно дело, когда от тебя просто сбегает жена. Это он еще мог бы кое-как пережить, тем более она потом к нему вернулась. Но когда Эдвард узнал, что она влюбилась в женщину, он был сражен наповал. Он никогда никому об этом не рассказывал и совсем замкнулся в себе.

– А как же ты обо всем этом узнала?

– Как-то раз он сильно выпил, ну и разговорился.

– Но почему у меня не осталось никаких воспоминаний о маме? Ведь она умерла, когда мне было шесть лет.

– Она очень любила тебя, Птичка, но в душе у нее что-то надорвалось. Она не могла толком заботиться о тебе. Бывали дни, когда она не отпускала тебя ни на минуту, а потом неделями не обращала на тебя внимания. Естественно, она принимала сильнодействующие лекарства. В те времена женщину, страстно полюбившую другую женщину, считали душевнобольной. – Анита тронула Элизабет за руку: – Твоя мама нашла то, что могло составить смысл ее жизни, но ей пришлось от этого отказаться. Она отказалась от своей любви и своего таланта. И это ее убило. Я понимаю, Птичка, ты сейчас сидела у себя в комнате и думала о том, что никакого таланта у тебя нет.

39